Сборник - «Лимонка» в войну

Тов. Север, июнь 2015

Четырёхчасовой «бой на Греческой» был уже проигран – нас разбили. Часть людей отходила на Куликово поле, часть рассеялась по переулкам и подъездам. Оторвавшись от толпы майдаунов, мы бежали по Льва Толстого…

Внезапно я понял, что мой город захватили. По улице спокойно прогуливались прохожие, гуляли под ручку, заходили в супермаркеты, сидели в кафе – день-то был выходной! В квартале отсюда – мостовая раскурочена, всё усыпано камнями, битым стеклом, дымовыми шашками. Красным валуном раскорячилась разбитая пожарная машина, которой майдауны таранили оцепление милиции. Догорали коктейли Молотова, на асфальте валялись гильзы, остывала кровь. А здесь была другая реальность – реальность выходного дня. Я ковылял по улице с разбитой головой, в крови, с дубинкой и щитом в руках, мои товарищи бежали в бронежилетах и средневековых шлемах с забралом – прохожие смотрели на нас без особого удивления, как если бы по тротуару шла лошадь или пони. Тогда у меня возникло чувство, что я бегу как будто по чужой земле. Я понял, что город уже оккупирован.

Из населения сейчас начисто вытравливают русскую идентичность. По всем телеканалам, на всех популярных сайтах, во всех газетах жуткий пропагандистский угар. Эта каждодневная промывка мозгов превращает людей в настоящих зомби; я видел этих зомби – своих сокурсников. Я специально смотрел им в глаза – там была пустота, они мёртво смотрели куда-то в пространство и словно транслировали поступающий извне сигнал: «Америка будет продавать нам газ по 85 долларов», «Европа будет строить у нас заводы»…

В таких безмозглых и жестоких зомби превратилась преимущественно молодёжь: школьники и студенты. Коктейли Молотова, которыми поджигался Дом профсоюзов, готовили школьницы 14–17 лет. Сейчас возрастная планка опустилась – с сине-жёлтыми ленточками в волосах массово ходят девочки начиная с первого класса. На первое сентября целые школы и классы выходили на линейки в украинских вышиванках под звуки «ще нэ вмэрла».

Традиционный «урок мира» был несколько переформатирован. Когда я учился в школе, нам читали урок: «Украина – держава европэйська». Плоды данных уроков эта грёбаная страна, которую я ненавижу, пожала на Евромайдане. Сейчас тема первого урока – «Антитеррористическая операция», борьба за целостность Украины. Дети должны знать, как доблестно воюют «воины АТО» из «Азова» и «Айдара», они должны знать, кто «герой», а кто «оккупант», кто такие «сепаратисты» и «террористы» и как выявлять их среди своих соседей, друзей, родителей. В раннем школьном возрасте ребёнок впитывает в себя окружающий мир, как губка воду. Плоды этих уроков мы будем пожинать позже – на наш век хватит этих плодов.

Далее – жёлто-синие мокасины с надписью «Единая страна». Это смешно? Так что живёт средний одессит в жёлто-синей национальной гамме: выкрашены столбы, ворота, мосты, заборы, деревья, стены, ногти. В праздничные дни красятся лица, усы (один жёлтый, другой синий – два весёлых уса). А надо учесть, что человек воспринимает мир преимущественно зрительно: около 90 % информации он «пожирает» глазами. Национальные цвета должны въесться в подкорку, по самые гланды.

Пропаганда, какой бы массированной и всеобъемлющей она ни была, не может полностью обеспечить власть над городом. Нужен страх, чтобы народная животинка тряслась в своей квартире и боялась носа выказать на улицу. Город окружён блокпостами, на них дежурят вооружённые то ли майдауны, то ли нацгвардейцы. Подобные блокпосты разбросаны по всей области – там всё серьёзней: окопы, БТРы, противотанковые ежи, установленные на пляжах. Мужское население массово мобилизуется на пушечное мясо: облавы устраивались на предприятиях, в институтах, школах. Разумеется, менты с повестками ходят по домам. При этом Одесская область является первой по количеству уклонистов, соответственно массово заводятся уголовные дела.

Милиция в городе работает плохо. Резко повысился уровень преступности, зато СБУ занялось настоящей охотой за русскими активистами. За «сепаратистскую деятельность» хунта даёт от 10 до 15 лет тюрьмы. В течение лета по новостям то и дело сообщалось о «раскрытии диверсионных групп», и аресты, аресты, аресты. Все эти пять месяцев люди пропадали в СБУ один за другим. Улики – якобы какое-то оружие, а также – газеты, листовки, георгиевские ленточки. Кроме того, прошла новость, что по окраинам города создаются тренировочные лагеря, в которых будут вооружать и обучать бывших майдаунов, дабы те следили за порядком «в Одэси». Известно уже о пяти базах, где формируются эти «эскадроны смерти». Одна из них называется «Укроп» (не шутка!), там уже создано целое женское подразделение.

При этом существует русское подполье. За эти месяцы было совершено несколько поджогов Приватбанка Бени Коломойского, взрыв военкомата, а также обстрел блокпоста украинских войск в области. Из последних нашумевших происшествий: подрыв железнодорожных путей в городе. Было ли это делом рук партизан или же провокацией СБУ – остаётся под вопросом.

За пять месяцев в маленьких тёмных головах за толстыми черепными коробками смогла проклюнуться только одна мысль: «лишь бы не было войны», чтобы «эти» со своими георгиевскими ленточками, «эти», которые называют себя русскими, не вернулись и не устроили войну, как на Донбассе. Чтобы можно было хоть как-то выжить в такое трудное время… А дальше всё как-то наладится – мы ж пережили девяностые, мужики, ёпта! А интеллигентный студент, мой товарищ-ренегат, добавит: «В Одессе всё неоднозначно, есть страх, есть раскол…»

Нет, дружок, всё однозначно. Единственный светлый момент, который я вижу, таков: ни миролюбивые лояльные животные, ни местные украинские выползни – они нас не ждут. Они сейчас одуреют от безнаказанности, от собственного произвола, они почувствуют себя хозяевами города, они расслабятся и не подумают, что мы можем вернуться. А мы вернёмся, и земля у них под ногами загорится. Да, Одесса.

Юрий Север, ноябрь 2014

Осень властно вступила в свои права; та самая, хитрая лисица-осень, засыпавшая город ровным слоем своих жёлтых надежд, таких же сыпучих, как осенние листья. Диким шабашем на Лысой горе Луганска отыграли черти первую партию. Осень ложилась им на спины: пустила морок, осевший вместе с крошкой осыпавшихся стёкол, кирпичей, асфальта, разбитых стен, домов, омытых градом и дождём. Но осень начала расти грибной поляной рынка, и появились люди-грибники. Зашевелился Вавилон, и Вавилонская Блудница оголила ногу. Не топчут берцы разбитых улиц скудный кров, и кажется, что жизнь в который раз стремится одержать тотальную победу над неизбежностью смерти. Тому виной неудержимой силы надежда, такая же непобедимая, как смерть.

Я помню, как зарождались эти надежды на мирное небо над головой. Помню время, когда эти надежды казались такими лёгкими и доступными, такими достижимыми: вот-вот, и наступит перелом, и мы пойдём в атаку, а город заживёт своей привычной мирной жизнью, и все хватали эти надежды, как в детстве хватали кузнечиков. Помню это со Славянска, когда почти каждый ополченец мог поклясться и клялся чуть ли не каждой собаке, что все поляжем, но город не сдадим… Осколки разбитых надежд разлетелись шрапнелью по Донбассу, но самые предприимчивые всё чаще находят их хрупкие остатки, собирая мозаику новых иллюзий.

Луганск перестали обстреливать с приходом осени. К этому времени освободили Новосветловку (Краснадонское направление, дорога на Изварино), от которой, после того как укры устроили кровавый бал, осталось название, чёрный пепел и местные жители, висящие на обгоревших столбах. Освободили Хрящеватое – очередной портал в Вальгаллу, зачистили аэропорт, который стал более походить на кратер рухнувшего с холодного неба метеорита. После того, как юго-восточные позиции укропов (ранее наши) зачистили наши добровольцы, наступило временное, шаткое перемирие, при котором держали ухо востро – кто же первый его нарушит.

Из Дома правительства поступило распоряжение к первому сентября подготовить школы, а с 1 октября вузы. Школы открылись, но перемирие оставалось шатким.

Несколько дней до Дня города. Было обещано долгожданное электричество, что казалось уже давно забытым пережитком мелкобуржуазного застоя, вытесненного всецело неизбежным военным коммунизмом. И снова смутная надежда добавилась в сердцах. Но колючая атмосфера недоверия не позволяла вдыхать полной грудью этот новый воздух, не тронутый гарью. Разведка притащила языка, и сказал язык, будто нацгвардия готовит большой фейерверк ко Дню города.

Слухи разбредались, как голодные собаки, не пропуская мимо себя ни одной мусорки. День города был воистину ментальным праздником для столицы республики: играла музыка на площади – Кинчев с «Небом славян». И шёл люд на площадь, стоял вдоль дорог, встречая праздничный автопробег своими широкими улыбками тусклых зубов и блеском хрусталиков той самой надежды на влажных глазах. Город в тот день превратился в автопарк, где боевые машины представляли себя народу, и народ приветствовал их. Даже хмурая БМП, сбившая столб в самом центре города на улице Оборонной, не испортила настроения граждан, ослеплённых мирным, не-взрывающимся солнцем.